Вновь наступает тишина. Отдышавшись, Соня возвращается.

– Так… Просто позвонить. Может, его нет дома. Может, его вообще нет в городе. Просто. Позвонить.

Не давая себе времени на раздумья, она отрывисто давит на кнопку звонка, и сердце ухает вниз, словно тот самый лифт, сорвавшийся с троса. Внутри квартиры приглушённо звучит незатейливая мелодия. Ничего не происходит. Секунды собираются в минуту, которая растягивается в вечность.

– Ну, конечно…

И она было разворачивается, чтобы уйти, но тут дверь открывается, и на пороге стоит Он…

В горле пересыхает.

Она смотрит в эти глаза, где отражается недоумение и… страх? Но и только. Никогда ещё ей не удавалось разгадать эмоции, спрятанные за этим каменным выражением лица, но тут радости нет и в помине. Не ждал её – это точно.

– Привет, – выговаривает Соня. Язык липнет к нёбу, точно парализованный.

– Леди? – спрашивает мужчина нервно. – Зачем Вы здесь? – он бросает тревожный взгляд за её плечо.

– Я… получила твоё п-письмо, – запнувшись, говорит она, ощущая себя тупой и неуместной. И… – идея приходит как нельзя кстати: – Я… за цветком. И шляпой.

Мужчина отклоняется, жестом приглашая её войти. Дверь щёлкает, и Соня вздрагивает, точно пугливая лань от выстрела.

– Вам не нужно было приезжать, – говорит мужчина, с трудом подбирая слова и беспокойно топчась на месте.

Она роняет сумку и тянется к нему, но он только хмурится и отступает. Тихо играет музыка – в спальне.

– Прости… Я и правда… не должна была…

Соню мелко колотит. По ноге пробегает упругий хвост, – это Глория там, внизу театрально бьётся башкой об зеркало:

– Что ты делаешь, мать твою? Валим отсюда! – и торопливой трусцой она ныряет в своё отражение.

В подъезде слышится далёкое грохотание лифта и равномерный шум. Мужчина скрещивает на груди руки и нетерпеливо произносит:

– Ну? Забирайте же свой цветок.

– Я… б-б-быстро, – говорит Соня.

Она стаскивает с ног сапоги – один, второй, – пихает их в глубину обувной полки и натыкается взглядом на лежащие там изящные туфли невнятного грязно-розового цвета – на длинном каблуке и с тонкими ремешками. Чужие женские туфли… И едва она успевает заметить их, как раздаётся звонок в дверь, – знакомая трель разливается уже по эту сторону.

Мужчина заметно вздрагивает, а затем смеётся – непривычно громким, коротким смехом, будто пропитанным сталью, – и с некоторой степенью безысходности говорит:

– Что ж. Значит, так тому и быть.

Он больно дёргает Соню за руку, тащит её в спальню, в угол, где толкает в кресло-мешок, и тот хрустко подминается, приняв в себя неловко упавшее тело. На столике неподалёку стоит компактная аудиосистема и горят три толстые разнокалиберные свечи, – мужчина подкатывает его ближе, прибавляет громкость, и пространство спальни заполняется хором стеклянных колокольчиков. В его бездонных зрачках вспыхивают язычки пламени от свечей, а по стене пробегают мрачные тени.

За дверью терпеливо ждут. Мужчина наклоняется к Соне и многозначительно прикладывает палец к её губам, давая понять, что она должна сидеть тихо и молчать, – его чёрно-кофейные глаза смотрят сурово и выразительно. Она торопливо кивает, и он ныряет в прихожую, прикрыв за собой дверь.

– Сейчас ты поговоришь с кем-то там, проводишь его и вернёшься, – шепчет Соня, – и всё будет хорошо.

– Ну и дура же ты, Софи! – раздаётся отчаянный голос Глор.

Та будто не слышит. Расстёгивает и снимает пуховик, кладёт его рядом, оставаясь в кроваво-красном платье. Поправляет чулок, поддёрнув его за резинку. Осматривается.

В полумраке спальни мягко горит напольный светильник, мерцают свечи, пахнет лавандой и мёдом. Призывно откинуто одеяло, обнажающее белоснежную простынь.

– Глор… Почему он сказал, что я приехала зря?

– Дура! – гундит баритоном Глор.

Ключ, висящий на груди, вдруг загорается алым и начинает живо пульсировать, точно маленькое сердце.

В трель колокольчиков вступает шуршание погремушек, и это мешает слышать, что происходит в прихожей: едва уловимы пара слов и только. Но вот дверь отворяется, и мужчина заходит в спальню.

Он не один.

Следом за ним неуверенными шагами следует девушка. Хрупкая. Изящная. Глаза завязаны. Она полностью обнажена – на голом теле мерцают блики. У неё длинные волосы пшеничного цвета, – те самые, от которых Соня так долго и безуспешно пыталась избавиться, убираясь в доме. Безупречная, упругая грудь с крупными ореолами сосков. Тонкая талия. Округлые бёдра. Гладенький, золотой – в свете свечей – животик. Чисто выбритый пах с несмыкаемым просветом, в котором видны лепестки её розочки. Длинные ноги. И на шее – полоска чокера.

Соня предугадывает их траекторию, останавливаясь взглядом на откинутом одеяле и девственно белой простыни. Только теперь она замечает мотки верёвок, аккуратно сложенные на полу, одна к одной. И его, тот самый флог.

До матраса они не доходят, а остаются напротив лампы, так что тела становятся контурными, как в театре теней. Мужчина командует:

– На колени.

Девушка опускается на колени и преданно обнимает его за ноги, содрогаясь всем телом. Её чувства обострены до предела: протяни руку, и она начнёт униженно лизать её, фанатично заливаясь слезами. Она счастлива быть внизу, у подножия своего Бога.

В ней есть животная похоть, физиологическое влечение: она дрожит и прерывисто дышит, источая при этом пьянящий, точно у распускающейся розы, аромат своей жажды, – и это так близко от Сони, слишком близко.

Мужчина дёргает за шнурок на брюках, и они падают вниз, – взору открывается его явное желание этой девушки – его добровольной рабыни.

– Лижи, сучка, – хрустящим голосом произносит он.

Девушка нащупывает член и принимается его лизать, – язык подрагивает, прикасаясь с нежностью и благоговением; подсвеченные напольным светильником, тонкими паутинками тянутся нитки слюны. Она лижет и лижет, а затем забирает его в рот и заглатывает, двигая головой. Мужчина кладёт ладонь на её затылок, забирает в кулак волосы, едва не потревожив повязку, и задаёт ритм.

Послушная девочка следует этому, не сопротивляясь, только держится руками за его бёдра, чтоб не упасть, – обнажённая, беззащитная, позволяющая делать с собой всё, что угодно. Покорная, управляемая, – мечта, а не саба56.

Продолжая двигать рукой, мужчина поднимает глаза на Соню. На её лице написан шок, как тогда, при просмотре видео про «Золотой дождь». По щекам двумя потоками струятся слёзы.

– Не смотри на меня, – беззвучно шепчет Соня.

– Сидеть, – многогранным, галечным голосом звучит его следующая команда, будто отданная собаке.

Девушка опускается на пятки, ровно положив ладони себе на колени. Её подбородок блестит от слюны.

Отстранившись, он делает шаг назад, оставляя её сидеть, и, поглаживая член, подходит к Соне. Наклоняется, изучающе смотрит. Пальцами той же руки он проводит по её мокрой от слёз щеке, и она остро чувствует, как щекочет кожу приставшая к его шероховатой ладони чужая женская волосина. Соня коротко всхлипывает.

Он возвращается к девушке, хватает её за чокер, – так что мускулы каменеют, – и дёргает, понукая встать. Подавившись всхлипом, та было вскакивает, но мужчина толкает её на матрас, и она падает спиной, едва не стукнувшись головой об стену. Соня при этом дёргается так, что едва не вываливается из кресла.

Девушка переворачивается на четвереньки и гнётся, разводит ноги, открываясь мужчине вся. Он гладит её меж лопаток, и она движется вслед за его ладонью, желая продлить контакт. Это его любимая поза. И сейчас он войдёт в эту девку, и будет драть, как когда-то имел её. Тело реагирует ломотой, – ломотой на грани помешательства.

– Боли, – хрипит девушка, изнемогая. – Пожалуйста… – она выгибает спину, призывно подставляясь и раздвигая ноги.

– Я чувствую. Будет, маленькая, – он склоняется к ней и деловито, как коня, похлопывает по бедру.

Соня зажимает руками рот, – сдавленные рыдания тонут в грохоте музыки. Мелодичные колокольчики и шуршание колотушек структурируют время, и, не найдя выхода боли, Соня начинает глухо и яростно их ненавидеть – эти невинные звуки. Ей становятся ненавистны эти свечи, эти стены с переклеенными обоями, на которых танцуют тени – его и её, – этот матрас с белыми простынями, и целый бездушный город и весь этот жестокий мир.

Однако больше всего сейчас она ненавидит саму себя за то, что